АЯ МАКАРОВА И ТАТЬЯНА БЕЛОВА
ДЛЯ @BWAYMSK
6. Единство и борьба добра со злом
«Очень неспокойные сейчас времена», — утверждают советские дипломаты, и американская делегация вторит им: «Да, весьма опасные сейчас времена». Обмениваясь любезностями, Молоков и Флоренс декларируют, что честный поединок не может стать причиной ссор, а тем более государственных конфликтов.

Но две части хора бросают друг другу уничижительные реплики, где фигурирует и «деревенский гонор» (американцы про русских), и угроза тотального контроля над экономикой («доллар постепенно сойдет со сцены», русские про американцев), соглашаясь лишь в том, что времена действительно опасные и неспокойные. А также в том, что примирение возможно лишь при условии победы «наших».
Напряжение между двумя делегациями ничуть не спадает в версиях начала 90-х, когда «неспокойные и опасные времена» и в реальной мировой политике, и в либретто на какое-то время сменились временами «полными оптимизма и воодушевления» ("optimistic and encouraging").
Говоря одними и теми же словами, но имея в виду каждый своё, два ансамбля дипломатов могут звучать в унисон в идеальном согласии. Конфликтуя, они превосходно друг друга понимают. В американских версиях «Шахмат» Сергиевский просит убежища в Штатах, но в остальных выбирает всё же Великобританию — не потому ли, что итальянцы в Мерано тоже ходят строем, а американцы ещё и рассуждают, как его соотечественники?

Современные мюзиклы в целом пишутся по законам классической драматургии, еще в конце XVIII — начале XIX века сформулированным знаменитым драматургом и критиком Готтхольдом Эфроимом Лессингом и философом Георгом Фридрихом Вильгельмом Гегелем. В своих теоретических работах они, в свою очередь, опирались на Аристотеля.
Гегель сослужил добрую службу советской идеологии: его концепция единства и борьбы противоположностей легла в основу диалектического материализма. Так что можно сказать, что единство и борьба систем в мюзикле «Шахматы» возникают не только ради того, чтобы спектакль работал лучше, но и как дань времени действия и характеру сюжета.
Основой развития действия они считали конфликт, и собственно развитие конфликта и правильное его построение могли обеспечить пьесе счастливую судьбу. «Шахматы» на успех обречены. Весь мюзикл состоит из конфликтов на любой вкус. Сергиевский спорит с Молоковым, Фредди скандалит с журналистами, Флоренс пытается образумить Фредди, Сергиевский ссорится с женой, Флоренс ссорится с Сергиевским. Примирений между ссорами и после них зритель не видит, хотя они предполагаются: конфликты не развиваются линейно, а каждый раз вспыхивают заново. Взрывоопасной оказывается и сама шахматная игра, хотя и должна быть «эталоном спокойствия и этикета».
Каждый из героев живет и в ситуации внутреннего разлада.
Здесь нет ни одного безмятежного монолога (кроме «Советской машины» — самонадеянного номера цельнокроеного кгбшника Молокова), каждого из героев терзают неразрешимые сомнения и вопросы, на которые невозможно найти ответ. Однако при стилистической общности устройства текстов каждая ария имеет неповторимый музыкальный рисунок. Не то с конфликтными сценами и дуэтами.

Набор музыкальных решений для ссор ограничен. Агрессия журналистов в адрес Фредди в первом действии точь-в-точь воспроизводится по отношению к Анатолию, когда Фредди сам садится в кресло интервьюера. Фредди обрушивается на Флоренс, обвиняя ее в предательстве и в оппортунизме, ровно той же мелодической и ритмической конструкцией, какой потом будет предлагать сделку Сергиевскому.

Недовольная Флоренс после интервью излагает своему любовнику претензии тоже с помощью уже знакомой нам мелодии: так на Сергиевского давил в Мерано Молоков, объясняя, что Сергиевский отвечает не только лично за себя, но за весь советский спорт (и добро бы только спорт). Флоренс, напротив, на это-то и сердится — почему те вопросы, которые касаются их двоих, обсуждают по телевизору.
В опере Джакомо Пуччини «Тоска» революционно настроенный художник Каварадосси и его возлюбленная Тоска противостоят шефу римской полиции барону Скарпиа, который допрашивает их обоих, чтобы найти бежавшего из тюрьмы политического заключенного. Допрос Скарпиа происходит в середине оперы, в первой же сцене ревнивая Тоска сама учиняет художнику допрос о том, с кем он виделся, с кем говорил, почему закрыта входная дверь...
Эльчин Азизов (Скарпиа) и Анна Нетребко (Тоска)
Фото (с) Дамир Юсупов / Большой театр России
Ревнивая Тоска и ревностный Скарпиа пользуются разными музыкальными средствами, но одинаково давят на Каварадосси, желая получить устраивающие их ответы.

Заметим, что Тоску зовут Флория — почти Флоренс. Может быть, и сходство ситуаций тут неслучайное?
Важно обратить внимание еще на одно музыкальное обстоятельство. В большинстве случаев конфликт для ссорящихся сторон обозначается только текстом, мелодически же они оказываются в полном согласии.

Иногда это кажущееся противоречие делают наглядным и на сцене. Например, в дрезденской постановке 2008 года в сцене ссоры Фредди одновременно кричит на Флоренс и обнимает её: его раздирают чувства, которые он не может примирить внутри себя.
Это видео;)
Но даже в такой ситуации Фредди остается собранным и талантливым оратором. И свои разговоры с Флоренс, и попытку убедить Сергиевского он строит с использованием эффективной модели воздействия на слушателя.
Предлагая русскому сделку, он (в английском тексте) добавляет к каждой строке текста специфическое обращение, «партнёр», размещая его в самом конце строки.
А вся прелесть, партнёр,
этой сделки, партнёр,
в том, что от неё выиграют все —
ты и я, да ещё и дама.
Не разбивай ей сердце, партнёр,
просто пошевели мозгами, партнёр...
And the appeal, partner,
Of this deal, partner,
Is we all stand to win—
You and me, the lady also!
Don't break her heart, partner,
Just be smart, partner...
Такой прием — повторение слова или фразы в конце строки или предложения — называется эпифорой. Поэты используют эпифору, чтобы зафиксировать важный образ. Древние сказители с ее помощью держали ритм повествования. Ораторы же использовали эпифору для того, чтобы их тезисы звучали убедительнее для слушателя. Особенно убедительным может быть повторение обращения: тогда тот, кому адресована речь, точно не пропустит ее мимо ушей.

В песенной лирике авторы текстов используют эпифоры для всего вышеперечисленного. А поскольку перед повторяющимся словом часто встречается еще и рифма, строки выглядит еще ритмичнее и энергичнее.

В современной риторике эпифора чаще всего применяется в агитационных целях. Кандидаты в президенты США, точнее, те, кто пишет им речи, давно взяли этот прием на вооружение. Фредди, таким образом, предстает американцем до мозга костей.
В сцене «Сделка / Никакой сделки» герои на сцене никогда не остаются одни. Как бы не решил мизансцену режиссёр, какой бы вариант либретто ни выбрал, слово «партнёр» за Фредди повторяет хор, в котором отчётливо выделяется голос Молокова (или/и Де Корси, если такой персонаж в спектакле есть).
Вспомним, как умножается не строго одновременно вступающими голосами хора припев «Там, куда хотел попасть»: Сергиевский, как и Фредди, не только частный человек, но и винтик в механизме.
Поддержанное хором слово как бы выделяется жирным шрифтом, сильнее, мощнее атакует слух. В первую очередь слух оппонента, то есть, простите, партнёра. И этот партнёр — Сергиевский — находит способ отклонить сделку, отзеркалив риторику Фредди:
Никакой сделки, «партнёр» —
кто на самом деле твой партнёр?
There's no deal, "partner"—
Who's your real partner?
В концертной версии 2001 года в Наяке (штат Нью-Йорк, США), ведущий (Норм Льюис) в начале перечисляет всех персонажей, а затем переходит к хору: «Если вам, дорогие зрители, интересно, какую роль играют люди на подпевках, объясняю — это люди на подпевках».
По-русски Фредди рифмует «прихоть» и цепочку слов с приставкой «вы-»: «выход», «выпал», «выбор». Созвучность последних трех компенсирует неточность рифмы, позволяя не терять убедительности. Алексей Иващенко в переводе руководствуется правилами риторики русской, где повторы означают недостаточную изобретательность оратора. Он предпочитает использовать рифмы и созвучия — по мнению психологов, они повышают доверие к смыслу фразы, даже если ради красоты формулы отклоняются от истины.
Однако Фредди прав: вчерашние противники в самом деле могут стать друзьями, потому что только они способны по-настоящему друг друга понять.
Так и зарождается любовь русского претендента и помощницы американского чемпиона: сперва, в «Квартете», они обмениваются колкостями, затем, в таверне «Мерано», страдают от неловкости, зато потом...
В чикагской версии 1990 года Анатолий и Флоренс находят точку соприкосновения сразу после того, как Фредди прерывает игру. «Не всегда можно выбирать, на кого работаешь», — говорят они друг другу сочувственно.
«Горный дуэт» — единственный номер, где двое на самом деле разговаривают, чтобы друг друга услышать, а не просто объявить свою точку зрения. Постепенно они находят общий язык, фразы одного становятся продолжением фраз другого, сближаются их мелодии, и в унисон — к финалу дуэта — они поют уже то, в чем оказываются действительно друг с другом согласны.

Так чему же верить — смыслу текста, его звучанию или музыкальной фразе? Флоренс и Анатолий верят своим сердцам. Последуем их примеру и мы.