АЯ МАКАРОВА И ТАТЬЯНА БЕЛОВА
ДЛЯ @BWAYMSK
ДЛЯ @BWAYMSK
14. А всё кончается, кончается, кончается
«Финальный поединок» начинается с торжественного перечисления фамилий величайших шахматистов. Оно напоминает гимн на древнем и священном языке, который не треплют всуе. Речевые ударения заменяются музыкальным метром, гласные растягиваются, многоголосая мощь не позволяет понять мантру, если только ты не твердишь её про себя: Таль, Ласкер, Стейниц, Алехин, Ботвинник, Смыслов, Спасский, Эйве, Карпов, Фишер, Петросян, Андерсен, Капабланка, Каспаров, Морфи. По крайней мере двое потеряли рассудок, по крайней мере четверо расстались с родной страной, только один умер непобеждённым.
Четвёртый чемпион мира по шахматам Александр Алехин терпеть не мог, когда в его фамилии ставили точки над ё — потомственному дворянину не нравилась мысль, что его предком мог быть какой-то «дворник Алёха». Эмигрировав, он записал свою фамилию как Alekhine, чтобы обезопаситься от «ё».
Зато в Большую советскую энциклопедию он попал под пролетарской фамилией «Алёхин», хотя после неё и стояла приписка «правильно Алехин». Алёхиным звали шахматиста советские коллеги и пресса. Хор в московском спектакле тоже поёт «Алёхин». Чемпионат мира проходит в Бангкоке, титул принадлежит гражданину Великобритании, но гегемония СССР в шахматах — штука постоянная.
Зато в Большую советскую энциклопедию он попал под пролетарской фамилией «Алёхин», хотя после неё и стояла приписка «правильно Алехин». Алёхиным звали шахматиста советские коллеги и пресса. Хор в московском спектакле тоже поёт «Алёхин». Чемпионат мира проходит в Бангкоке, титул принадлежит гражданину Великобритании, но гегемония СССР в шахматах — штука постоянная.
Славословие сменяет напряжённая тревога. Ещё раз, уже по порядку и с годами чемпионства, хор пропоёт перечень бессмертных на ту же мелодию, что и напоминание о подавленной венгерской революции в дуэте Фредди и Флоренс «Безумствуй дальше...»
1956 — в Будапеште танки, 1958 — титул получает единственный член партии среди чемпионов мира, Михаил Ботвинник. Шахматы и политика идут рука об руку, хотя Фредди и утверждал, будто война чудится в шахматном матче только русским.
1956 — в Будапеште танки, 1958 — титул получает единственный член партии среди чемпионов мира, Михаил Ботвинник. Шахматы и политика идут рука об руку, хотя Фредди и утверждал, будто война чудится в шахматном матче только русским.
Ожидания: соперник за доской — соперник всегда.
Реальность: восьмой чемпион мира Михаил Таль и будущий чемпион мира
Бобби Фишер готовы не только дружески разговаривать, но и обниматься.
Реальность: восьмой чемпион мира Михаил Таль и будущий чемпион мира
Бобби Фишер готовы не только дружески разговаривать, но и обниматься.
Русский язык воспротивился переводу, но Алексей Иващенко нашёл выход: «Правила игры мы менять не можем, правила игры придуманы не нами», — повторяет хор раз за разом. Где в западных версиях — политика, в российской — даже не сила судьбы, а бездушная машина правил, асфальтовый каток системы.
На лондонской премьере, кстати, вместо шахматных героев пели снова про Будапешт. Остановить войну, забыть о ней — задача немыслимая. Только заняться чем-то другим и сделать вид, что ты закрылся от остального мира.
На лондонской премьере, кстати, вместо шахматных героев пели снова про Будапешт. Остановить войну, забыть о ней — задача немыслимая. Только заняться чем-то другим и сделать вид, что ты закрылся от остального мира.
На концепт-альбоме в хоре, открывающем сцену, не пели фамилию Каспарова, хотя он в тот момент титул уже получил. Сейчас же Каспаров обычно — самый недавний из упоминающихся чемпионов.
Любопытно, что никого по фамилии «Трампер» среди экс-чемпионов нет. Остаётся только гадать, отбил он титул у Каспарова или у Карпова. И в каком году, если в нашей реальности Гарри Каспаров получил титул в 1985 и удерживал до 1993.
Или же в «Эндшпиле» авторы внезапно и исподволь ломают пресловутую четвёртую стену и намекают, что шахматы (и «Шахматы») — это не жизнь?
Любопытно, что никого по фамилии «Трампер» среди экс-чемпионов нет. Остаётся только гадать, отбил он титул у Каспарова или у Карпова. И в каком году, если в нашей реальности Гарри Каспаров получил титул в 1985 и удерживал до 1993.
Или же в «Эндшпиле» авторы внезапно и исподволь ломают пресловутую четвёртую стену и намекают, что шахматы (и «Шахматы») — это не жизнь?
Если для англичанина Тима Райса ключевые события зависят всё-таки от людей, то для Иващенко, очевидно, наоборот. Под собою не чуя страны играет Сергиевский, закончивший первый акт гимном стране, которой нет. А может, никогда и не было.
Здесь, а не — как принято — в начале спектакля, находится настоящая экспозиция персонажей, то есть их представление, знакомство с ними. Каждый из наблюдающих за игрой Сергиевского и Виганда имеет куплет для изложения своего кредо. Наконец начинается настоящая шахматная партия, где взгляду полностью открыта доска и все фигуры на ней. Начинается, чтобы закончиться.
Политика, амбиции, бывшая жена и нынешняя возлюбленная проникают из внешней реальности во внутренний мир Анатолия. Даже взойдя на пьедестал, о котором он мечтал в первой арии, он не может избавиться от надоевших ему обстоятельств и чужих фигур. В первом акте мы видели его в движении бесконечного колеса жизни со стороны, возможно даже — со спины. Несмотря на повторяющееся местоимение «я», он ничего не сообщал о том, как видит себя изнутри.
Здесь, а не — как принято — в начале спектакля, находится настоящая экспозиция персонажей, то есть их представление, знакомство с ними. Каждый из наблюдающих за игрой Сергиевского и Виганда имеет куплет для изложения своего кредо. Наконец начинается настоящая шахматная партия, где взгляду полностью открыта доска и все фигуры на ней. Начинается, чтобы закончиться.
Политика, амбиции, бывшая жена и нынешняя возлюбленная проникают из внешней реальности во внутренний мир Анатолия. Даже взойдя на пьедестал, о котором он мечтал в первой арии, он не может избавиться от надоевших ему обстоятельств и чужих фигур. В первом акте мы видели его в движении бесконечного колеса жизни со стороны, возможно даже — со спины. Несмотря на повторяющееся местоимение «я», он ничего не сообщал о том, как видит себя изнутри.
В центре — чемпион мира по шахматам Борис Спасский, слева — вторая жена Спасского Лариса Соловьева, справа — третья жена Спасского Марина Щербаченко, с которой шахматист эмигрировал во Францию.
В «Эндшпиле», напротив, уже мир внешний не так важен. Реальная длительность и обстоятельства игры отходят на второй план, противником Сергиевского оказывается персонаж без лица и собственных реплик. Кто вообще слышал о каком-то Виганде?
В спектакле Евгения Писарева на последнюю игру Сергиевский является в строгом френче, застегнутом на все пуговицы: не то защита от внешнего давления, не то попытка сконцентрировать себя посредством четкой внешней рамки. Но никакая броня не поможет найти путь к правильному решению.
Задумавшись над игрой всерьёз, первым делом Анатолий рушит эти четкие контуры — расстегивает воротник, ерошит волосы. Чем дальше, тем активнее он пластически выламывает себя из-под гнета чужих душных ожиданий.
Проблема, о которой размышляет Сергиевский, на первый взгляд кажется смехотворной: «В гладком мире их устоев скверных разве нет других мужей неверных?»
Дело, похоже, не в адюльтере, а в «мире» и «устоях». По-русски для Анатолия это и называется «постоянно жертвовать собою». По-английски всё, как обычно, витиеватей.
В спектакле Евгения Писарева на последнюю игру Сергиевский является в строгом френче, застегнутом на все пуговицы: не то защита от внешнего давления, не то попытка сконцентрировать себя посредством четкой внешней рамки. Но никакая броня не поможет найти путь к правильному решению.
Задумавшись над игрой всерьёз, первым делом Анатолий рушит эти четкие контуры — расстегивает воротник, ерошит волосы. Чем дальше, тем активнее он пластически выламывает себя из-под гнета чужих душных ожиданий.
Проблема, о которой размышляет Сергиевский, на первый взгляд кажется смехотворной: «В гладком мире их устоев скверных разве нет других мужей неверных?»
Дело, похоже, не в адюльтере, а в «мире» и «устоях». По-русски для Анатолия это и называется «постоянно жертвовать собою». По-английски всё, как обычно, витиеватей.
Резонёрство Сергиевского по-русски, ожидаемо, перетекает в обличение общества: «Их счастливый мир лишь ширма для порока», — в то время как по-английски Mr Sergievsky только отмечает, что в частную жизнь удобно прятаться, если в большом мире ты ничего не добился.
Быть мужем и любовником — дело нехитрое, горько замечает он, — потому что где, как не в семейной идиллии, прятаться от осознания того, что ты неудачник. Но всё время отказываться от себя, уступать партнёру в его мелочных требованиях — что может быть хуже? ("Anyone can be a husband, lover. Sooner them than me, when they discover their domestic bliss is shelter for their failing. Nothing could be worse than self-denial, having to rehearse the endless trial of a partner's rather sad demands prevailing").
Может быть, Флоренс и готова рискнуть («Небо, дай мне сил»), но у Анатолия приоритеты расставлены однозначно. Свою игру он воспринимает как миссию героя, потому и обретает на пути к победе понимание своей цели.
Может быть, Флоренс и готова рискнуть («Небо, дай мне сил»), но у Анатолия приоритеты расставлены однозначно. Свою игру он воспринимает как миссию героя, потому и обретает на пути к победе понимание своей цели.
Впрочем, и женщины к «Эндшпилю» мнение меняют: "My consolation — finding out that I'm my only obligation", «утешает меня то, что я поняла: долг у меня есть только перед самой собой», — поют Светлана и Флоренс.
Здесь нужно подчеркнуть, что если по-русски все трое выясняют своё «предназначенье основное», то по-английски персонажей интересует именно долг, обязанность, обязательства. Любопытно также, что героини московской версии так и не сознаются зрителю, в чём же их основное предназначение.
Здесь нужно подчеркнуть, что если по-русски все трое выясняют своё «предназначенье основное», то по-английски персонажей интересует именно долг, обязанность, обязательства. Любопытно также, что героини московской версии так и не сознаются зрителю, в чём же их основное предназначение.
Чуть выше Сергиевский бросает окружающим упрек, что они-де («дураки и подлецы») так легко считают его «подобным себе». Общественное мнение (то самое, от которого он всё время пытается не зависеть) и давление КГБ (по чьей воле для психологического воздействия на чемпионат явилась Светлана) записывают Сергиевского в ординарные человеки. Но герою, существующему в романтических координатах, невозможно подчиняться правилам обыкновенных людей. Даже в собственном воображении он наделяет собеседников небытовыми чертами. Возможно, поэтому вымышленная Светлана с наслаждением бросает ему по-русски пошло-мелодраматическую фразу — «К своим несчастным пешкам и дешевым шлюхам поспеши!» — достойную роковой дамы, заламывающей руки в немом кино.
Борис Спасский (слева) и Бобби Фишер (справа) на чемпионате мира в Рейкьявике.
Но Сергиевскому требуется разговор совсем на другом уровне, откровение, лишенное любого мещанства. Достичь победы в самом деле может только тот, кто готов ей полностью и безусловно открыться.
Сергиевский борется вовсе не за шахматную корону: за свободу и за возможность получить её для себя, ни с кем не разделяя. За свободу, которой у него не было никогда, даже после побега на Запад, и которой, кажется, нигде нет места. «Поздно!» — отвечает он по-русски на уколы Светланы и Флоренс, на обвинения во лжи и притворстве. "Never!" — отвечает по-английски, пока мир вокруг пытается поймать его в ловушку.
Сергиевский борется вовсе не за шахматную корону: за свободу и за возможность получить её для себя, ни с кем не разделяя. За свободу, которой у него не было никогда, даже после побега на Запад, и которой, кажется, нигде нет места. «Поздно!» — отвечает он по-русски на уколы Светланы и Флоренс, на обвинения во лжи и притворстве. "Never!" — отвечает по-английски, пока мир вокруг пытается поймать его в ловушку.
В американских версиях Сергиевский и Трампер обычно играют всего один матч, и в финале встречаются друг с другом. «Никогда!» Анатолий отвечает здесь не только своим мыслям, но и настойчивому шаху американца.
Герой русскоязычный полон сожалений: поздно, будущего нет, прошлое уходит из-под ног — и решается исполнить своё основное предназначение. Это подвиг, и на него можно решиться лишь однажды, даже зная, что в нём нет смысла: поздно. Англоязычный герой отражает атаки и удерживает позиции, его обязательства — в том, чтобы не отказываться от себя даже на краю бездны.
Не поэтому ли в дуэте «Ты и я» по-английски Флоренс и Анатолий отстранённо обсуждают будущее, обращаясь не то друг другу, не то к залу: «Если тебе (вам?) скажут, что эти отношения больше не значат для меня так много — знай(те?), что мои слова исказили» ("But if you hear today that I'm no longer quite so devoted to this affair — I've been misquoted"), — а по-русски надеются только на счастье в самом финале. Который наступает прямо сейчас.
Не поэтому ли в дуэте «Ты и я» по-английски Флоренс и Анатолий отстранённо обсуждают будущее, обращаясь не то друг другу, не то к залу: «Если тебе (вам?) скажут, что эти отношения больше не значат для меня так много — знай(те?), что мои слова исказили» ("But if you hear today that I'm no longer quite so devoted to this affair — I've been misquoted"), — а по-русски надеются только на счастье в самом финале. Который наступает прямо сейчас.
