Если бы к либретто «Шахмат» присмотрелся психиатр, он наверняка диагностировал бы депрессию у каждого первого персонажа. Решительно все герои страдают от дереализации — нарушения восприятия, при котором окружающий мир воспринимается как ненастоящий, — и деперсонализации — ощущения потери связи с миром вокруг и с самими собой.

Светлане кажется, что вся её жизнь — "someone else's story" («история кого-то ещё»), «это было не со мной». Фредди в момент предельной искренности говорит о себе в третьем лице — «он», «мальчишка», «сын». Арбитр вовсе видит себя не более, чем функцией — у него нет ни имени, ни биографии, ни интересов, только задача, которую он должен выполнять. Флоренс и Анатолий воспринимают свои отношения как художественное произведение — "stories like ours have happy endings" («у таких историй, как наша, должны быть хэппи-энды»). Да и жизнь в целом для него неметафорический театр — встречу с Флоренс в трактире он комментирует так: "haven't you noticed we're one protagonist short in this idyllic well-produced scene?" («вы разве не заметили, что в этой тщательно поставленной идиллической сцене не хватает одного протагониста?»).

Возможно, однако, что психиатр был бы неправ, и наши герои — просто шахматисты. «Моя жизнь — это шахматы», — говорит Сергиевский на интервью. «Шахматы — и моя жизнь тоже», — признаётся ему Фредди. «Шахматы — это не жизнь!» — восклицает Флоренс, прежде чем убежать со сцены от обоих.

Шахматы — это не жизнь, но кроме них ничто в жизни на самом деле смысла не имеет. Во многих версиях мюзикла Арбитр наблюдает не только за тем, как герои двигают фигуры на доске. Ему отводится роль рассказчика, соглядатая, гаранта правил. Его комментарии сопровождают сцену «Сделка / Никакой сделки» в сценических версиях — и собирают воедино версии концертные. Он единственный не вовлекается в кризис «Эндшпиля», оставаясь беспристрастным и неподкупным судьёй.

Чемпионы и претенденты сменяют друг друга, отношения рушатся, под откос летят человеческие судьбы. Игра продолжается, и продолжается потому, что за нею зорко следит Арбитр.

Арбитр стоит над игроками, возносится над игрой. В одной британскрй версии либретто он обычно говорит: «Просто удивительно, насколько люди любят всё усложнять, как будто бы им нравится не видеть леса за деревьями. [...] Вы можете увидеть здесь самые разные человеческие чувства — страсть и боль, любовь и ненависть. Я же вижу обычную настольную игру». ("Isn't it strange, the complications people attach to situations, almost as if they want to miss the wood for the trees? [...] You might see all kinds of human emotion here— passion and pain, love and hate. I see nothing other than a simple board game!").
Арбитр выше этого — в некоторых постановках буквально. Всё потому, что, как он сам говорит, «игра важнее игроков».

Если присмотреться к игрокам, то они в самом деле всего лишь люди, не сказать людишки. Сергиевский бросает в Союзе жену и по крайней мере одного ребёнка, уводит девушку у соперника (как ему рекомендует КГБ), которую ничтоже сумняшеся подводит ради собственной победы. Оная девушка легко оставляет человека, с которым бок-о-бок провела семь лет, чтобы с головой окунуться в роман с незнакомцем — и начинает яростно ревновать своего возлюбленного как раз тогда, когда тому не помешала бы поддержка. Брошенный бывший до такой степени не ангел, что мы не будем тратить на это лишних слов.

И что с того? Дух шахмат дышит, где хочет, и голос его слышишь, а не знаешь, откуда приходит и куда уходит. Мелкие душонки эгоистов, «жалких психопатов, тошнотворных и низких», "esoterics, paranoids, hysterics who don't pay attention to what goes on around them" («мистиков, параноиков, истериков, которые не обращают внимания на внешний мир») способны на какое-то время стать вместилищем великой и бессмертной игры.

Фредди Трампер — гений, человек, который смог «в одиночку древнейшей игре возвратить реноме». Анатолий Сергиевский — великий шахматист, и это признаёт даже Трампер: «ты первый, кто смог стать лучше меня». Флоренс не просто увлекается шахматами как любитель; она опытный секундант и амбициозный помощник, а ещё, возможно, человек, который определит будущее игры.

Оправдывает ли их это? Конечно, нет. Утешает ли? Вряд ли. Даёт ли надежду?
В партии этой нет фаворитов. Личные отношения не выдерживают встречи со стихией шахмат. Она, а не политика, правит миром героев, модифицирует их мотивации, подменяет реальность. Она уничтожает их, но только потому, что человек слишком мал, а игра слишком велика. И она всегда продолжается. Поэтому у таких историй — непременно бывает хэппи-энд.